Сижу в первом терминале аэропорта Шарль де Голь, жду свой рейс. Беспроводной интернет работает отлично.
В аэропорту есть люди в армейском, хотя в шесть утра вряд ли есть угроза.
Первый раз за десять лет, то есть впервые за все время, что я живу во Франции, у меня нет обратного билета. Я лечу в Москву.
Лечу, потому что неделю назад мама объявила мне, что у нее опухоль мозга. Она доброкачественная, но большая, ее надо удалить. Я лечу в Москву, потому что мама ложится в больницу. У меня нет обратного билета, потому что непонятно, как будет идти восстановление.
За эту последнюю неделю было много всего: внезапная истерика, когда Рудольф не мог меня успокоить полночи, заблокированная банковская карта, потому что я забыла код, ошибочное письмо из налоговой, уговоры приехать во Францию, чтобы сделать операцию здесь... Ну и теракты конечно. Тучи сгустились как-то очень неожиданно на всех фронтах. Неделю назад все шло своим чередом, и вот я сижу в аэропорту, наполненном полицией и солдатами, и у меня билет в один конец.
Я собирала чемодан и поймала себя на мысли, что уже очень давно или вообще никогда не собирала чемодан на такой неопределенный срок. Я прощалась с Рудольфом, и даже не могла ему сказать что-то вроде "я скоро вернусь". Я сказала это все равно, но без особой уверенности.
А самое странное, что около месяца назад я легла спать днем, проспала два часа, проснулась в слезах, потому что мне приснился сон, что мама сказала, что у нее опухоль, и я звонила папе, а он начал философствовать, как он это обычно делает, и говорить, что ничем помогать не будет.
Три недели спустя мама сказала, что у нее опухоль. Правда в реальности папа помог.
У него был день рождения 14-го. Поздравлять его я, по традиции, не стала.